В тупике [= Смеющийся полицейский] (журнальный вариант) - Пер Валё

– Да… из окна спальни… – Женщина вдруг покраснела. – Гараж держит какой-то иностранец. Там слоняется много подозрительных людей. Поэтому интересно знать…

– А что было чудного в том невысоком чернявом мужчине?

– Ну… Он смеялся.

– Смеялся?

– Да. Очень громко.

– Вы не знаете, есть ли кто сейчас в гараже?

– Недавно там горел свет. Когда я была наверху и выглядывала в окно.

Нурдин вздохнул и надел шляпу.

– Ну я пойду туда и расспрошу, – сказал он. – Благодарю вас.

Женщина еще немного приоткрыла дверь, пристально посмотрела на Нурдина и с жадностью спросила:

– А будет ли мне какое-то вознаграждение?

– За что? Ну…

– До свидания.

Нурдин побрел по снегу в указанном направлении. Женщина сразу заперла дверь и, вероятно, мгновенно бросилась наверх, к окну.

Гараж был небольшим строением из асбестовых плит, покрытых гофрированным железом. В него могли вместиться самое большее две машины.

Нурдин открыл одну половинку дверей и зашел внутрь.

Там стояла зеленая «шкода» выпуска 1959 года. Под машиной неподвижно лежал на спине какой-то мужчина. Видны были только его ноги в синих брюках.

«Мертвый», – подумал Нурдин и похолодел. Он подошел к машине и толкнул мужчину ногой.

Тот вздрогнул, словно от электрического тока, вылез из-под машины и поднялся.

– Полиция, – сказал Нурдин.

– Мои документы в порядке.

Мужчине было лет тридцать. Он был стройный, кареглазый, кудрявый, с холеными бакенбардами.

– Ты итальянец? – спросил Нурдин, который не различал никаких иностранных акцентов, кроме финского.

– Нет, швейцарец.

– Ты хорошо говоришь по-шведски.

– Я живу здесь шесть лет. Какое у вас дело?

– Мы хотим связаться с одним твоим товарищем.

– С которым?

– Мы не знаем его имени. – Нурдин присмотрелся к швейцарцу и прибавил: – Он ниже тебя, но немного полнее. У него темные длинные волосы, карие глаза. Ему лет тридцать пять.

Мужчина покачал головой.

– У меня нет такого товарища. Я не имею порядочно знакомых.

– Много знакомых, – дружелюбно поправил его Нурдин.

– Да, не имею много знакомых.

– Однако я слыхал, что здесь бывает много людей.

– Приезжают ребята с машинами, если что-то сломается. – Он немного подумал и пояснил: – Я механик. Работаю в мастерской на Рингвеген. Все немцы и австрийцы в Стокгольме знают, что я имею здесь гараж. Поэтому по вечерам и приезжают, чтобы чинил их машины даром. Некоторых я впервые вижу. Правда, последние дня два никого не было. Знают, что сейчас вожусь вот с нею. – Он показал замасленным пальцем на машину и прибавил: – Хочу закончить до праздников, чтобы поехать домой, к родителям.

– Как тебя зовут?

– Хорст. Хорст Дике.

– А меня Ульф. Ульф Нурдин.

Швейцарец усмехнулся, показав белые крепкие зубы. Он производил впечатление симпатичного, порядочного парня.

– Следовательно, Хорст, ты не знаешь, кого мы ищем?

– К сожалению, не знаю.

Но швейцарец явно хотел помочь ему.

– А вам больше ничего не известно о том парне? – спросил он.

– Он смеялся. Громко.

Лицо швейцарца сразу засияло:

– О, кажется, я уже знаю, кого вы ищете. Он смеялся вот как.

Дике раскрыл рот и крикнул как-то резко и пронзительно, подобно бекасу.

Нурдин от неожиданности даже растерялся.

– Наверное, он.

– Да, да, – молвил Дике. – Теперь я знаю, кого вам надо. Такого низенького чернявого парня. Он был здесь раза четыре или пять. А может, и больше. Но имени его я не знаю. Приезжал сюда с одним испанцем, хотел продать мне запасные части. Но я не купил.

– Почему?

– Слишком дешевые. Наверно, краденые.

– А как зовут того испанца?

Дике пожал плечами:

– Не помню. Пако, Пабло. Как-то так.

– Какая у него машина?

– Хорошая. «Вольво амазон». Белая.

– А у того мужчины, что смеялся?

– Этого я не знаю. Он приезжал только с испанцем. Был как будто пьяный. Но он не сидел за рулем.

– Он тоже испанец?

– Не думаю. Наверное, швед.

– Когда он был здесь в последний раз?

– Три недели назад. А может, две. Я хорошо не помню.

– Испанца ты после того еще видел? Пако, или как там его?

– Нет. Он, наверное, уехал в Испанию. Ему нужны были деньги, поэтому он и продавал детали. Во всяком случае, так мне говорил.

Нурдину было над чем подумать.

– По-твоему, тот мужчина, который смеялся, был пьяный? А может, наркоман?

Швейцарец пожал плечами.

– Не знаю. Я думал, что он пьяный. Хотя, может, и наркоман. Почему бы и нет? Здесь почти все такие. Если не пьют, то употребляют наркотики. Разве нет?

– И ты не можешь вспомнить, как его называл тот испанец?

– Нет. Хотя… однажды с ними приезжала девушка. Такая высокая, с русыми волосами.

– А ее как зовут?

– Ее называют Белокурая Малин. Я ее видел раньше.

– Где?

– В ресторане на Тегнергатан, недалеко от Свеавеген. Туда ходят иностранцы. Она шведка.

Нурдину не приходил на ум больше ни один вопрос. Он посмотрел на зеленую машину и сказал:

– Надеюсь, что ты счастливо доберешься домой.

Дике усмехнулся.

– Да, наверное, доберусь.

– А когда назад?

– Никогда. Швеция – плохая страна. Стокгольм – плохой город. Только лишь насилие, наркотики, воры, алкоголь.

Нурдин ничего не сказал. С этой оценкой он, в общем, был согласен.

– Паскудство, – подытожил швейцарец. – Только и всего, что иностранец может здесь заработать деньги. А остальное не стоит доброго слова. Я живу в комнате еще с тремя рабочими. Плачу по четыреста крон в месяц. Настоящая эксплуатация. Свинство. И это потому, что нет квартир. Только богачи и преступники могут позволить себе ходить в ресторан. Я сберег денег. Вернусь домой, открою маленькую мастерскую, женюсь.

– А здесь ты не познакомился ни с одной девушкой?

– Девушка-шведка не для нас. Разве только студент или еще кто-то там может встретиться с порядочными девушками. А рабочий – только с девушками определенного сорта. С такими, как Белокурая Малин.

Нурдин покачал головой.

– Ты видел только Стокгольм, Хорст. А жаль.

– Разве где-то лучше?

Нурдин мягко улыбнулся ему и вышел из гаража. Под ближайшим фонарем он остановился и вынул блокнот.

– Белокурая Малин, – молвил он про себя. – Трупы, наркотики. Ну и выбрал я себе профессию!

По тротуару к нему приближался какой-то человек. Нурдин поднял над головой шляпу и сказал:

– Извините, вы бы мне… Человек подозрительно посмотрел на него, втянул голову в плечи и прибавил ходу.

– …Не сказали, в какую сторону идти к станции метро? – тихо и несмело бросил Нурдин свой вопрос в густую пургу.

Потом покачал головой и записал на открытой страничке несколько слов: «Пабло или Пако. Белый «амазон». Чудно смеялся. Белокурая Малин».

Потом убрал ручку и блокнот, вздохнул и вышел из круга света, падавшего от фонаря.

Колльберг стоял перед дверью квартиры Осы Турелль на втором этаже дома на Черховсгатан. Чувствовал он себя очень неловко.

Звонок не работал, и Колльберг, как обычно в таких случаях, забарабанил в дверь кулаком. Оса Турелль сразу открыла, уставилась на него и сказала:

– Да, да, я здесь. Не надо ломать дверь.

– Извини, – молвил Колльберг.

В квартире было темно. Он снял пальто и зажег свет в коридоре. На полке, как и в первый раз, лежала фуражка Стенстрёма. Провод к звонку был оторван и болтался над дверью.

Оса Турелль проследила за взглядом Колльберга и буркнула:

– Сюда звонила масса всяких идиотов. Журналисты, фотографы и еще бог знает кто. Непрерывно.

Колльберг ничего не сказал. Он зашел в комнату и сел на один из стульев.

– Хоть зажги свет, чтоб мы видели друг друга.

– Мне и так видно. Но, пожалуйста, могу зажечь.

Она щелкнула выключателем, однако не села, а беспокойно закружила по комнате, как будто была заперта и хотела вырваться на волю.

Воздух в комнате был тяжелый и застойный. Кровать в спальне не застлана.

С того времени, когда Колльберг видел Осу Турелль в последний раз, она очень изменилась. Брюки ее были обсыпаны табачным пеплом, средний и указательный пальцы пожелтели от никотина. Волосы нечесаны и всклокочены, под глазами виднелись синяки, губы потрескались.

– Чего ты хочешь? – неприветливо спросила Оса.

Подойдя к столу, она вытряхнула из пачки сигарету, зажгла дрожащей рукой и уронила непотушенную спичку на пол.

– Ты не работаешь? – спросил Колльберг.

– К сожалению, в нашей фирме есть свой врач. Он сказал, что мне необходимо отдохнуть, и дал освобождение от работы.

Оса Турелль затянулась сигаретой, пепел просыпался на стол.

– Уже прошло три недели. Было б куда лучше, если бы я работала.

Она круто обернулась, подошла к окну и выглянула на улицу, перебирая руками занавеску.

Колльберг беспокойно задвигался на стуле. Разговор оказался тяжелее, чем он себе представлял.

– Чего ж ты хочешь? – спросила Оса Турелль, не поворачивая головы.